ГРАВИТАЦИЯ

фб, октябрь - ноябрь 2016

 

Контрапунктом к "лекциям" про Фелдмана будет другой цикл лекций.

Прошли годы с того момента, когда мы с Полиной играли дуэтную программу "Контрапункт 7".

И вот, уже скоро – новая программа: "Гравитация".

Контрапункт и гравитация – это примерно одно и то же.

Закон всемирного контрапункта или гравитация строгого стиля – это всё об одном и том же, только разными словами.

И когда ты задаешь себе тот же вопрос, который уже задавал сколько-то лет назад, выясняется, что никакого ответа ты за это время не нашел, зато нашел другие способы задать тот же вопрос. А если задать этот вопрос не только себе, но и друг другу, появляется возможность обменяться опытом расставания с иллюзиями, послушать себя со стороны, и вместе посмотреть вверх.

ГРАВИТАЦИЯ. 25 ноября в Доме музыки (ну а где же еще?)

- - - - - - -

Продолжаем цикл иллюстрированных лекций о гравитации.

Программа "Гравитация" начнется с моей пьесы "Последний алхимик", посвященной памяти удивительного человека – Евгения Всеволодовича Головина (1937 – 2010), философа, поэта, единственного в России настоящего знатока европейской алхимической традиции.

Слово "алхимия" в современном мире произносить не менее неприлично, чем слова "медитация", "мистика", "эзотерика" и некоторые другие. Однако так было не всегда. Этим словом называли себя в давние времена те люди, которые придумали сложный, скрытый от непосвященных способ доказательства того простого и очевидного факта, что мир состоит из солнца и любви. В теории они доказывали это весьма успешно: писали трактаты. И всё получалось. И они создавали лаборатории, чтобы доказать это на практике. А вот тут всё было совсем не так просто. Химические элементы, символизирующие мужское и женское, солнце и луну, рациональное и интуитивное, действие и созерцание – вели себя не так, как, по идее, должны были себя вести. В какой-то момент реакция вдруг шла не туда, и вместо золота, которое по всем расчетам должно было получиться, чтобы стать символом той самой солнечной любви, получалось что-то совсем другое. Вместо сияющей чистоты, лишенной примесей бытового и иллюзорного – мутное вещество, несущее в себе всю нашу непросветленность и обусловленность.

Но алхимики не сдавались. Снова и снова они начинали всё сначала, и снова шли вперед, потому что верили: рано или поздно обязательно всё получится. Верили, что есть в мире не только эгоистический муляж любви, но и настоящая Любовь. Есть Женщина, чье присутствие вдохновляет мужчину на Великую Работу (именно эти слова были синонимом слова алхимия), в результате которой всё конечное и обусловленное перестает иметь над нами власть.

В программе "Гравитация" всё основано на этой уверенности.

Если вы ее разделяете – добро пожаловать в нашу алхимическую лабораторию.

Если сомневаетесь – тем более.

Последний алхимик. Гравитация.

- - - - - - -

Следующая лекция о гравитации будет очень короткой.

Вторая вещь в нашей программе – Чакона соль минор Генри Перселла.

Тут нечего рассказывать. Можно только вспомнить слова из оперы "The Fairy Queen" того же автора:

If love's a sweet passion, why does it torment?

(Если любовь – это сладкая страсть, то почему она так мучительна?)

Или – из оперы этого же джентльмена про другую королеву "The Indian Queen":

What glory can a lover have, To conquer, yet be still a slave?

(Какую славу может снискать любовник, если, завоевывая, он остается рабом?)

Музыка колоссальной силы и красоты о муках любви и сладости свободы. Что одно и то же (как, впрочем, и все другие слова, придуманные людьми для обозначения того, у чего нет названия).

Чакона соль минор. Гравитация.

- - - - - - -

Далее в программе Гравитация – "Шесть античных эпиграфов" Дебюсси.

Именно эта музыка становится "точкой сборки" всей программы. Именно через нее соединяются так называемый минмализм, так называемая старинная музыка, так называемая классика и прочие так называемые вещи: интеллектуальное и чувственное, схема и спонтанность, желание покорять и желание покоряться.

И всё это про шерше ля фам.

Шесть античных эпиграфов. Гравитация.

- - - - - - -

Первое отделение "Гравитации" заканчивается моей пьесой "Бастер Китон". Я написал ее в 1995 году для телепрограммы Ивана Дыховичного, которая называлась "Уловка-22". Она существовала несколько лет, выходила примерно раз в месяц. А тогда Иван только что ее придумал – программу, где он рассказывал о том, как делается кино. Он знал кино как никто и был блистательным рассказчиком (не говоря уж о том, КАКИМ он был актером). Первый выпуск "Уловки-22" полностью посвящен Бастеру Китону – великому комедийному актеру немого кино, который никогда не улыбался.

В этой пьесе кое-где нужно импровизировать. На первой репетиции я говорю Полине:

- Вот здесь, здесь и здесь играй что хочешь.

- Я не умею импровизировать – говорит Полина.

А мне перед первой репетицией "того, кто ушел туда", Ася Соршнева тоже говорила, что не умеет импровизировать. И другие участники. Те из вас, кто был на этих концертах, слышали, КАК они "не умеют"))). Дай Бог всем так "не уметь"".

Вот и Полина так же "не умеет". Начали играть – и… в общем, Полина – гениальный джазовый импровизатор, только она это тщательно скрывает.

Бастер Китон. Гравитация.

- - - - - - -

Начнем серое снежное утро с лекции о гравитации.

Второе отделение начнется с фрагмента из оперы Филипа Гласса Einstein on the Beach, который называется " Prison" (Тюрьма). Если читать лекцию о творчестве этого автора (чего я совершенно не умею – так это читать лекции), я бы обязательно сказал о том, что на протяжении всей его жизни одной из центральных тем для размышления, созерцания и сочинения музыки является тема свободы/несвободы. Именно не в политическом смысле, а в смысле свободы/несвободы сознания. И эта свобода достигается путем тренировки концентрации. Вот только что, в конце сентября, мы с ним об этом поговорили, и он очень понятно это сформулировал. Я думаю, будет уместным процитировать здесь эти его слова.

"Я абсолютно уверен (и хорошо знаю на собственном опыте), что способность к однонаправленной концентрации - это не нечто такое, что просто дано от рождения. Это можно в себе развивать и тренировать. Это дисциплинирует, это структурирует всю жизнь, это принципиально меняет вообще все взаимоотношения с миром. Именно это и определяет, свободен ты или нет. Можешь ли ты мобилизоваться и направить, без отвлечений, все силы на то или иное действие, или ты – раб обстоятельств, раб постоянно мечущегося сознания, не способный контролировать ни сознание, ни тело, не способный чувствовать, куда тебе надо идти и что делать. Либо ты на свободе, либо ты в тюрьме."

"Тюрьма" Гласса – это отработка приемов разрушения стен тюрьмы.

Тюрьма. Гравитация.

- - - - - - -

Название программы "Гравитация" – это название пьесы Дэвида Лэнга.

Лэнг – один из трех композиторов объединения Bang on a can – форпоста новой американской музыки, окончательно доломавшего границы между академизмом, роком и чем-то еще (лень вспоминать, чем именно). Ему около 60, и он уже, в общем-то, классик. Его музыка бывает очень громкой, наступательно-разрушительной, а бывает – нежной и как бы посмертной. Однажды, во вступительном слове к своему сочинению, которое называется Death speaks (говорит смерть), он сказал: "Вообще-то я нормальный человек, у меня всё в порядке, я ни на что не жалуюсь, вы не думайте. Но просто главной темой для меня является смерть."

Об этом он пишет божественно красивую музыку, полную смирения и тихой уверенности в том, что вечность – это уже сейчас.

Gravity. Невесомые ниспадающие шаги по воздуху – в тот мир, где закон притяжения к земле уже не действует.

Gravity. Гравитация.

- - - - - - -

Ну и последний этап на пути к преодолению гравитации – малоизвестное сочинение малоизвестного французского минималиста 1-й половины ХХ века под названием "Болеро". Композитор написал эту вещь для оркестра. Когда он показал партитуру великому дирижеру Артуро Тосканини, Маэстро решил исполнить Болеро в Америке. Успех был огромным, но Маэстро дирижировал в гораздо более быстром темпе, чем указано в нотах.

Когда Маэстро жестом пригласил автора выйти на сцену и поклониться орущей от восторга публике, автор даже не пошевелился.

Потом, за сценой, в ответ на недоумение Маэстро, он сказал:

- Простите, но там в партитуре написан метроном. Почему вы играли быстрее?

- Потому что в таком темпе это невыносимо скучно! Никто не смог бы дослушать до конца! Это был единственный способ спасти вашу вещь, - ответил Маэстро.

- Ах так? Тогда вообще не надо было это играть!, - сказал Равель, повернулся и ушел.

Мы с Полиной играем авторскую версию Болеро, которую Равель, великий мастер оркестровки, сделал для двух роялей.

Болеро. Гравитация.

+ + + + + +

СМОТРЕТЬ ВИДЕО С КОНЦЕРТА